Былички и побывальщины

Былички и побывальщины/Осконъёсты юнматӥсь мадён, ишан.

Жанр несказочной прозы, включает рассказы о встрече человека с представителями низшей мифологии – лешим, водяным, домовым и т.д. Установка на достоверность достигается ссылкой на конкретное место и время контакта и непосредственного информатора, чаще в лице самого рассказчика. Обобщенные частные случаи, когда информация передается без указания на конкретный случай и конкретное лицо, переходят в разряд побывальщин. Былички и побывальщины, наряду с поверьями, являются одним из основных источников сведений о мифологических существах. Бытование рассказов направлено на сохранение и укрепление веры в существование духов – хозяев природы, домашних построек.

Война дыръя вал со. Уин кöлыкумы анаелэн умме усемез луымтэ, соин ик со адӟем, кызьы гулбеч сьöрысь кин ке но потӥз туж кузь гоно, пунылы кельшись. Со анаелэн мöля вылаз ик тэтчем. Кема но дыр öз ортчы, атаймылы похоронка вуиз.

Во время войны это было. Мама ночью никак уснуть не могла, увидела, как из подполья кто-то вышел, с очень длинной шерстью, на собаку похож. Он прыгнул маме прямо на грудь. Вскоре на отца похоронка пришла.

          ФЭ УдГУ – 1991: Шарканский район, Порозовский с/с, д. Карсашур Т.1, Л. 6.

Нылылы выль квартира сётӥзы. «Огнам изьыны выдӥсько ке, кин ке но корка сигтӥ ветлэ, вöлдэтысь сюй ик куашка», - вералляз со. Мон солы шуи: «Тон, нылы, коркакузёез куатаськыса кельтэмед луод». Собере нылы басьтӥз ӝöккышет, сиён, мынӥз вуж коркае. Корказэ ӵужыса, ӝуг-жагзэ кагаз вылэ тыриз но шуэ: «Лык, ӵош улом, ӵош ик улом». Собере нокин но изьыны öз люкеты ни.

Дочке моей новую квартиру дали. «Когда дома одна спать ложусь, кто-то по чердаку ходит, с потолка даже земля сыплется», – говорит. Я ей сказала: «Ты, дочка, домового своего обидела, наверное». Тогда дочка взяла скатерть, еду, пошла в старый дом. Дом свой там подмела, мусор на бумагу собрала и сказала: «Пойдём со мной, вместе жили, вместе и будем жить». После этого никто больше спать не мешал.

          ФЭ УдГУ – 1994. Красногорский р-он, д. Дёбы. Т.5, Л.. 20.

А коркакузё вань, шуо. Вот одӥг пол кыллисько. Мон доры лэзькем но шорам учкыса сылэ. «Э, таиз изе-а», - шуэ.  Тушез кузь ик öвöл, небыт, горд тусъем. Ачиз но ӝужыт, пересь. Нормальной адями. Тушсэ но кутылӥ ук! Сэре как султӥ но – кытчы пыремзэ но öй вала. Олокытчы пыриз, тӥнь со оломалы мыным адскиз. Номыр но öз луы. Таре мон сэ уг вунэткы ни, вöсяськыса выдко. Ул ас поннад шуко, монэ утчаса эн ветлы.

А домовой есть, говорят. Вот лежу однажды. Он наклонился надо мной и смотрит. «Э, эта спит ли», – говорит. Борода не длинная, мягкая, срыжа. Сам высокий, старый. Нормальный человек. Я ведь даже его бороду поторогала! А потом как соскочила – даже не поняла, куда он подевался. Куда-то исчез, и чего это он мне привиделся. Ничего не случилось. Теперь я про это не забываю, с молитвой ложусь. Живи, говорю, сам по себе, меня не ищи.

          ДЭ УдГУ– 2003: Якшур-Бодьинский р-он, д. Зеглуд. Т. 2, Л. 121-122.

Гербер нуналэ пыласьконо öвöл шуо но, ми, шузи пиналъёс, пыласькыны ньыль кузя ваським. Прудъёс-ай сыӵе бадӟымесь öй вал на. Котькуд бакчаын öрзы вал. Бызьыса вуэ пырим. Пыласькыса куиньнамы потӥм, нош ньылетӥез нокызьы уг поты. «Я, пот!», - шуиськом, китӥз туж зол кыскиськом, нош со уг поты. « Уг луы, – шуэ, – кин ке но китӥм возе». «Остэ, шу», – шуиськом. «Осто Инмар», – шуиз но соку ик потӥз. Бöрысь учкиськом но, пыдаз туж бадӟымесь ки пытьыос. Тужгес умой пöлы бервылыз адске.  Кöня ке улыса, со эшмы кулӥз.

В Петров день, говорят, купаться нельзя, а мы, глупые дети, вчетвером купаться пошли. Таких больших прудов-то ещё не было. В каждом огороде своя запруда была. С разбегу в речку кинулись. Трое мы, искупавшись, вышли, а четвертый никак не выходит. «Давай же, выходи!» – говорим, за руку его изо всех сил тянем, а он не выходит. «Не могу –, говорит, – кто-то меня за руку держит». «Господи, скажи», – говорим. «Господи, Боже», – сказал и тут же вышел. Потом смотрим, а на ноге у него следы от больших рук. Особенно след от большого пальца заметен. Через какое-то время наш друг умер.

          ФЭ УдГУ– 1991: Шарканский р-он, Порозовский с/с, д. Карсашур. Т. 2, Л.. 2-4.

Вуко Ваня Ильин день дыръя изэм пызь. Соку, пе, изыны уг яра. Вукузёослэн соку, пе, сюанзы луэ. Вуко кенсын, пе, пукиськом. Как, пе, потӥзы дак, синъёссы, пе, ӝуало.  Ну, пе, вуэн пазяло ук! Мельниклэсь, пе, сюрес юало. Соиз верамтэ. Вукузёос тыметсэс кыриллям, мукет дыръя кышноез сюрес возьматэм но – соос кошкиллям. Номыр ик, пе, öз каре. Йырсиоссы, пе, соослэн та кузеэсь, асьсэос адями кадесь. Сюан дыръя ведь вуэн пыласько. Тӥнь соку вумурт гармошкаен адямиез, пе, пыртэм. Номыр котэз ик öй адӟы, пе. Сэре шудытэм но лэзем. Салдатысь бертэм вылэм. Ильин день вылэм. Азьвыл Ильин денез возё вал. Со пиез озьы ик, пе, поттэм öсэтӥ. Тае ке верад, синдэ, пе, басьтом, ми базарын луом. Умой-умой озь ик луэм. Пал син кылем со пиосмурт.

Мельник Иван в Ильин день муку молол. А тогда молоть нельзя. Тогда, говорят, у водяных свадьбы бывают. Сидим, дескать, в мельничной клети. Как, де, вышли, глаза, де, горят. Ну, де, водой брызжутся! У мельника, де, дорогу спрашивают. Тот не сказал. Водяные всю плотину прорвали, в следующий раз жена уж дорогу им показала – и они ушли. Ничего не сделали. Волосы у них, де, вот та-акие длинные, сами как люди. Во время свадьбы [невесту] купают ведь. Вот тогда, говорят, вумурт одного гармониста к себе завёл. Совсем мокро не было говорит, дескать. Заставил его поиграть и отпустил. Он из рекрутов вернулся было, оказывается. Ильин день был, оказывается. Раньше же Ильин день [как праздник] соблюдали. Так, говорит, этого парня и вывел, в двери. Если об этом расскажешь, де, глаз заберём, мы на базаре будем. И, правда ведь, так и случилось. Окривел тот мужик.

          ФЭ УдГУ – 1988: Игринский р-он, п. Кушья. Т.2, Л.130 – 133.

Ми пичи дыръя одӥг старикен ягмульы доры мынӥм. Ми тодӥськом вал, солэн тэльмуртэн вераськемез луэ шуыса. Шутэтскыны пуксем бере, старик шуэ милемлы: «Тӥ эн кышкалэ, пиосы, мон кинэ ке отё шуыса». òжыт улыса, кытысь ке но потӥзы пурысь, сьӧд, шакыриё (чыртыез тöдьы) пуныос. Соос бере адями кадь ик сьöд йырсиё но сьöд тушо, черсэм сукманэн, пукро (горд, лыз, вож) кускерттонэн. Солэн тугез вань. Тыбыраз пыӵалэз. Со старикен палэнэ пуксиз но милемлы валантэм кылъёсын вераськизы. Озьы пукизы час ёрос. Собре со тэльмурт султӥз но öжыт кошкиз гинэ –туж зол тöл ӝутскиз. Писпуос музъемозь ик някыръяськизы.

 Мы в детстве с одним стариком за брусникой пошли. Мы знали, что он с лешим разговаривать мог. Сели отдыхать, старик нам говорит: «Вы не бойтесь, сынки, если я кого-нибудь приглашу». Через какое-то время откуда-то появились серая, черная и с белым пятном на шее собаки. За ними [кто-то] похожий на человека, черноволосый, чернобородый, в сукмане с поясом в красную, синюю, зеленую полоску. С кисточками на концах.  За спиной – ружьё. Он со стариком в сторонке от нас сел, на непонятном для нас языке говорили. Около часа так сидели. Потом этот леший встал и чуть  отошёл – очень сильный ветер поднялся. Деревья аж до земли гнулись.

          ФЭ УдГУ – 1980: Селтинский район, Югдонский с/с. Т. 3, Л. 94–96.

ӵошен нылъёс мынӥськом уробоын, уробое ошпи кыткемын. Шöдӥсько: вöзам ӵаӵӵамурт мынэ. Тöдьы бодыен, тушо, изьыез йылос, азяз сьöд покронэз (пояс) ошиськемын. Ми берытским но, со но берытскиз, ялан сьöрамы мынэ. Табере азбаре пыроно ини... нош со пырыны уг лэзьы, ошпиез сюртӥз кутыса возе. Молитва лыдӟон öз юртты. Собере шудонысь трос нылъёс вуизы но, ӵаӵӵамурт пегӟиз. ӵаӵӵамурт кышкатэм бере, ми сузэреным бумагае «...малы милемыз кышкатӥд» шуыса гожтӥм но, со бумага пушкы нянь турыж бинялтӥм, кенер выжонмы вылэ понӥм (музъем вылэ поныны уг яра), вöзаз мильым понӥм. Милемыз кышкатӥсьёслы озьы понӥм.

Мы, две девушки, едем на телеге, в телегу бычок запряжен. Чувствую: рядом леший идёт. С белой палкой, бородатый, шапка островерхая, спереди черный пояс висит. Мы повернули, и он повернул, за нами идёт. Теперь во двор надо заехать…, а он не пускает, бычка за рога держит. Молитва не помогла. Потом с игрищ девушки пришли, много их было, и леший убежал. После этого случая мы ему на бумаге написали, почему ты, дескать, нас напугал, в эту бумагу горбушку хлеба завернули, на перекладину изгороди [по которой через изгородь ходят] положили (на землю нельзя), рядом блин положили. Тем, кто нас напугал, положили.

          ФЭ УдГУ – 1991: Шарканский район. Т.4, Л.. 15 – 16.

Мыным дядяе вералля вал. Сик дурын, пе, усыясько. Куака карез, пе, шедьтӥ но тӥяй. 2-3 шаг гинэ пыри вал сике, йыроми, пе. Весь, пе, со интыетӥ ик ветлӥсько но отчы ик, пе, вуисько. Адӟисько: пенёк вылын пуке пурысьтам тушо дедуш. Лыдӟе коньдон. «Малы, пие, татӥ ветлӥськод?» –  юа, пе, дедуш. «Озьы но озьы: йыроми, потыны уг ни быгатӥськы», –  шуисько. «Малы бен куака карез озьы тӥяд?» –  юа. «Ма, оломалы», –  шуисько, пе. «Таре озьы эн ни кары», –  шуиз, пе, пересь дедушко. Сэре пенёк но, пе, быриз, ачиз но. Нош мон кенер бордын ик, пе, сылко. Тӥни нюлэсбуба, пе, солы адскем ни.

Мне отец рассказывал, бывало. Бороню, дескать, у леса. Воронье гнездо, говорит, нашёл и разорил. Всего на 2-3 шага в лес зашёл и заблудился, говорит. Всё, де, по одному месту хожу, и всё туда же прихожу. Вижу: сидит на пеньке седобородый дедушка. Деньги считает. «Что, сынок, тут ходишь?» – спрашивает, дескать, старичок. «Так и так: заблудился, выйти не могу», – говорю. «А что же это ты воронье гнездо разорил?» спрашивает. «Да не знаю», – говорю, дескать. «Теперь так не делай», – сказал, де, дедушко. А потом, говорит, и пенька не стало, и его самого не стало. А я у изгороди, говорит, стою. Вот лешего, говорит, он повидал.

          ДЭ – 1988. Игринский район , п. Кушья. Т.1, Л. 118-119

Тэльын, пе, ноку но эн шула, туж зол эн кесяськы, пумитад кин ке куаретоз; чузъяськем öвöл со. Палэсмурт потоз. Солэн, пе, одӥг палыз мугорыз быдэсак чильпыра, соин ик палэсмурт.
Одоть мужиксэ «зöк йыр» шуэ вылэм, зöк йыр но зöк йыр, а Иннакей Одотьсэ пересь гинэ шуэ вылэм. Тэле мынӥллям но, Одоть зöк йыр шуса кесяськем Иннакей шоры. Зöк йыр места палэсмурт потэм, со, пе, кенер сьöрын сылэ. «Ой, кутсал мон тонэ, – шуэ, пе, Одотьлы со палэсмурт-а, олокин вылды ин, – только кенер мешатьтэ». Одоть кышканназ пегӟем ури-бери, кельтэм зöк йырзэ. Иннакей бöрысь бертэм. «Кинлэсь пегӟид?» - пе, шуса юа. Одоть озьы-озьы верам. Зöк йырез «кем тыныд» шуэм Одотьлы, маке öвöл сикын эн вераськы. Мынам, пе, нимы вань, поплэн понэмез, Иннакей. Одоть бöрысь, пе, шуэ вал: «Ноку но козяиндэс мукет нимын эн вералэ, Иннакей ке, Иннакей, Пильып ке, Пильып ик шуэ».
И палэсмурт, нюлэсмурт, öвöлтэм макеос котькытын тэльын уг уло, соослэн асьсэ местазы вань. Тӥнь отын соосты исаны, шуланы, кесясьыны уг яра. Сюресэн соос ветло, специальной сюрессы вань, а пуныез нюлэсмуртлэн кион…

В лесу, говорят, никогда не свисти, громко не кричи, в ответ  тебе кто-то аукнется-отзовется; [но] это не эхо. Палэсмурт выйдет. У него, говорят, половина тела вся просвечивает. Потому он палэсмурт [половинный человек].
Авдотья мужа своего «Большеголовым» называла, Большеголовый да Большеголовый, а Игнатий Авдотью просто старухой называл. Пошли они в лес, и Авдотья стала Игнатия окликать, Большеголовым [снова] назвала. Вместо «Большеголового» палэсмурт вышел и стоит, дескать, за изгородью. «Ох, и поймал бы я тебя, – говорит, дескать, этот палэсмурт ли, кто ли, – да изгородь мешает». Авдотья с испугу еле ноги унесла, оставила своего большеголового. Игнатий позже вернулся. «От кого это ты так убежала?» – спрашивает, де. Авдотья всё как есть рассказала. Большеголовый «так тебе и надо» сказал Авдотье, что попало в лесу не говори. У меня, говорит, имя есть, попом данное, Игнатий. Одоть после говаривала, дескать: «Никогда мужа своего другим именем не называйте, Игнатий – так Игнатий, Филипп – так Филипп пусть будет».
И палэсмурт, и леший, и все другие не везде в лесу обитают, у них свуои места есть. Вот там их тревожить, свистеть, кричать нельзя. Они по дороге [своей] ходят, у них специальная дорога есть, а собака лешего – волк...

          Кельмаков, 1981: 118-119

Азьло нюлэс дуртӥ мыныкумы, палэсмуртлэсь черекъямзэ кылӥськом вал. Со, пе, адями шоры нимыныз, пе, вазе. Соос туж ярато губиясь адямиосты. Одӥг пол, пе, пиосмурт мынэм озьы губияны, пумиськем палэсмуртэн, соиз, пе, шуэ: «Мон адямиосты вöсь уг кариськы, мон соосыз бичатыса виисько»

Раньше у края леса когда идём, крики палэсмурта слышали, бывало. Он, говорят, к человеку по его имени обращается, дескать. Они очень любят грибников. Один раз, де, мужик пошёл вот так за грибами, встретился с палэсмуртом, а тот говорит, дескать: «Я людям больно не делаю, я их щекоткой убиваю»

          ФЭ УдГУ – 1982: Якшур- Бодьинский р-он, с. Кекоран.Т. 5, Л. 68.

Азьло дыръя туж трос пöртэм шайтанъёс вылӥллям. Тэльын палэсмурт улэ вылэм. Со, пе, весь «и-и-и» шуыса кесяське вылэм но адямиосты бичатыса вие вылэм. Калык тэле ик ветлыны кышка вылэм. Соин ик улвайёс вылэ дӥськут кельто вылэм – бичатыса кöтыз мед тыроз шуыса.

В прежние времена очень много шайтанов всяких было. В лесу палэсмурт жил. Он, говорят, всё время, «и-и-и» говоря, кричал и людей до смерти щекотал. Люди даже в лес ходить боялись. Потому на ветки [деревьев] одежду развешивали – чтобы он ее досыта щекотал.

          ФЭ УдГУ– 1986: Вавожский р-он, д. Н.-Бия. Т. 2, Л. 42.

Мыным 18 арес вал. Живот сюдэмысь бертко бусыетӥ. ӝытпал вал, лэся, ни.  Табере кин ке но пумитам тамак кыскыса лыктэ. Малпасько ас поннам нэ, кин бен таӵе пиосмурт лыктэ. Мынко, маке луоз ни шуыса. Мынко, мынко, ялан уг вуиськы со доры. Нош собере вочак быриз. Соку гинэ валай ишан адӟемме. Ма юнме шат поталоз? Тае адӟем бере толэзь но öз улы, анае алама луиз.

Мне 18 лет было. С фермы иду по полю. Вечерело уже, кажется. Кто-то мне навстречу идёт, курит. Думаю про себя, кто этот мужик может быть. Иду, будь что будет думаю. Иду-иду, все до него не дойду. А потом исчез. Тогда только поняла, что привиделось мне. Зря что ли блазнится? После этого и месяца не прошло, с мамой плохо стало.

          ФЭ УдГУ – 1993. Кезский район, Гыинский с/с. Т. 1, Л. 52–54.