Земледелие

Г. А. Никитина

ЗЕМЛЕДЕЛИЕ/музъем вылын ужан/музъем ужан и животноводство/пудо вордон относятся к производящим формам хозяйствования и подразумевают выращивание культурных растений и разведение домашних животных с целью использования результатов этих видов деятельности как основных источников существования.

Данные лингвистической науки позволяют говорить о том, что в конце III – середине II тыс. до н. э. население Камско-Вятского бассейна, относящееся к финно-пермской общности, было уже знакомо с земледелием и животноводством. Об этом можно судить по лексемам, связанным с животноводством: бык/ош, доить/кыскыны, корова/скал, свинья/парсь, трава/турын, сено/кӧстурын и др.; земледелием: полба/вазь, колос/шеп, ячмень/йыды. Отдельные термины указывают на способы обработки земли и переработки продуктов земледелия: мотыжить/мудыны, овин/итым, мука/пызь  и др.

Наиболее ранние следы скотоводства и земледелия на территории удмуртского Прикамья, археологи обнаружили на Зуево-Ключевском поселении и могильнике (совр. д. Зуевы Ключи Каракулинского р-на УР).

Зерновое производство удмуртских крестьян во второй половине XIX – начале XX в. развивалось на основе парового трехполья. Суть его сводилась к тому, что вся обрабатываемая земля делилась на три поля, одно из которых засевалось озимым хлебом/ӟег бусы, другое – яровыми культурами/валэс бусы, а третье находилось под паром/пар, сьӧд бусы, т. е. отдыхало в течение года, затем распахивалось под   озимые.

Возникновение паровой системы в крае проследить трудно. По-видимому, сначала она распространилась в районах с русским населением, вдоль Волги и Камы и вблизи крупных городов. В удмуртских хозяйствах трехполье с паровым клином, возможно, стало практиковаться уже в XVII в., но как господствующая система оно утвердилось в XVIII столетии.

Наряду с трехпольем, в отдельных удмуртских деревнях практиковалось двуполье, обрабатываемое по трехпольному принципу: одно поле отводилось под пар, другое засевалось озимыми и яровыми.

Двуполье и другие отклонения от классического трехполья были обусловлены экономическими, почвенно-климатическими, погодными условиями, но в целом они развивались в рамках паровой-зерновой системы.

Естественное плодородие почв трехпольного хозяйства из-за ежегодной вспашки полей примитивными орудиями, посева одних и тех же культур, нехватки органических удобрений быстро сокращалось, что определило агротехнические особенности в земледелии удмуртских крестьян, длительное время сочетавших трехполье с элементами подсеки и перелога.

Во второй половине XIX в. подсека практиковалась преимущественно в форме периодически используемого лесного перелога, когда выжигалось мелколесье, кустарник, дерн, но в наиболее лесистых районах Удмуртии (например, в северной полосе Сарапульского уезда, в отдельных селениях Малмыжского уезда) наблюдалась расчистка земель из-под девственного леса. Разделка новин/сайкос происходила подчерчиванием и сырцевой вырубкой (зеленником); последний способ в основном практиковался русскими, подчерчивание – исключительно удмуртами.

При сырцевой разделке участок вырубали около Иванова дня (24 июня); строительный лес вывозили, остальные деревья распиливали на дрова, мелочь корчевали и сжигали. Распахивали новинные земли обычно на другой год после вырубки.

При подчерчивании у остающихся на корню деревьев подсекалась кора, они превращались в сухостой. Через 3-5 лет лес рубили, и порубь в течение нескольких лет (от 2-3 до 10-15) использовалась как сенокос. Затем после выкорчевки пней новину распахивали и либо вводили в трехпольный севооборот, либо использовали в качестве периодически используемого лесного перелога. Лучшие новинные земли вводили в оборот старопахотных полей через семь лет после расчистки, средние – через четыре, худшие – через 2-3 года.

Приверженность  к архаичному способу расчистки леса – подчерчиванию,   вероятно, можно объяснить их относительно лучшей обеспеченностью землей в сравнении с русскими. Испытывая меньшую земельную тесноту, удмурты готовили новоросчисти постепенно, исподволь, что позволяло им ежегодно добавлять к старопахотным участкам нови, которые на первый раз давали богатые урожаи и высоко ценились. Немаловажным был и фактор времени: подчерчивание не создавало экстремальной ситуации в смысле мобилизации рабочих рук на расчистку и позволяло делать эту работу в свободное от основных сельскохозяйственных занятий время. Возможно, это было и своеобразной данью традиции. Что касается переложно-залежной системы, в северных лесных районах Урало-Поволжья, в том числе на территории современной Удмуртии, она, по-видимому, всегда играла второстепенную роль как дополнение к подсеке, а затем – к паровому трехполью.

Переложно-залежные участки представляли собой либо оставленные на отдых трехпольные пашни, либо истощенные лесные подсеки. Песчаные почвы, болотный чернозем находились в залежи от 6 до 15 лет, суглинки – от 3 до 6 лет.

Исторической науке известно много фактов о «подпаривании», т. е. удобрении земли в удмуртских уездах уже в XVIII в. Необходимость интенсивного удобрения почв приобрела особую актуальность в условиях земельной тесноты и утверждения системы земледелия в виде парового трехполья. Самым распространенным органическим удобрением был навоз/кыед. Кроме него, в землю вносили куриный помет и золу/пень. Своеобразным способом удобрения пашен была «толока» – пастьба скота по паровому полю. Такая традиция, по-видимому, восходила к ранним этапам земледельческой культуры и была знакома и другим народам Урало-Поволжья.

Возможно, наиболее ранним и простым приемом повышения плодородия почв было сжигание стерни. Крестьяне намеренно жали хлеба высоко и оставшуюся стерню весной следующего года сжигали. Этим достигалась двойная цель: высокое жнивье задерживало в малоснежных и ветреных местах снег на полях, чем обеспечивалась влага для посевов, а зола служила удобрением. На рубеже XIX– XX вв. подобная практика в удмуртских деревнях фактически не встречалась: недостаток лугов и пастбищ вынуждал крестьян прибегать к пастьбе скота по убранному полю, при которой стерня вытаптывалась и частично поедалась.

Интенсивность применения удобрений зависела от хозяйственной состоятельности: безлошадные, бескоровные дворы вообще были лишены возможности удобрять свои поля, тогда как зажиточные хозяйства старались унавозить всю посевную площадь.

Среди русских преобладал летний вывоз навоза, у удмуртов – осенний, по первому снегу. Ряд источников эту разницу объясняют религиозными причинами: якобы удмурты считали, что летний вывоз неприятен богу. В отдельных деревнях удмурты запрещали летний вывоз навоза даже своим односельчанам русским. Не отрицая роли традиционных представлений, следует отметить, что главная причина осеннего вывоза удобрений заключалась все же не в этом. Летний производственный цикл был таков, что времени на этот вид работы просто не оставалось. Немаловажным был и фактор экономии: осенний вывоз был менее трудоемким и обходился намного дешевле (к примеру, телеги стоили 6 руб. 66 коп., а сани – 92 коп.). В начале XX в. в удмуртских общинах вывоз естественного удобрения практиковали уже дважды: летом (июнь) – на паровое поле до предпосевной вспашки, осенью – под яровые на весну. Удобряли преимущественно ближние полосы, где сеяли рожь, ячмень, коноплю, полбу, пшеницу, интенсивнее всего унавоживали конопляники.

Подготовка земли под яровые хлеба начиналась в апреле. Иногда, в годы с ранней весной, в апреле проводили и сев. Сроки полевых работ в известной мере зависели от качества почв и рельефа местности: глинистые места пахали рано, низины – в последнюю очередь.

Земледельцы выделяли следующие виды почв  (темно-бурый суглинок/сьӧд сюй, красно-бурый суглинок/горд сюй, супесчаные почвы/луо пож, песчаники/луо, болотный чернозем/нюр сюй и др.), способы и сроки их обработки были выработаны практикой многих поколений.

Обработка пара начиналась со второй половины июня (первая вспашка), после нее русские давали земле просохнуть в течение 1-2 недель и боронили, а удмурты проводили боронование или сразу после вспашки, или незадолго до второй (предпосевной) вспашки. После подборонования в 2-3 следа проводили сев озимых (конец июля - начало августа). Сроки посева колебались в зависимости от погодных условий, наличия семян (не у всех были старые семена, приходилось ждать нового обмолота). Народная традиция четко определяла оптимальные сроки сева полевых культур, коллективный опыт крестьян в этом деле был гибким, учитывал реальную ситуацию каждого хозяйственного года, естественно-географические условия, особенности почв и т. д.

Коллективным производственным опытом были выработаны и наиболее целесообразные агротехнические приемы: двойная и тройная перепашка, боронование, прополка. Большое внимание уделялось семенному зерну: его отбирали уже при ручном обмолоте и веянии зерна. Такое сортированное зерно давало более сильные и стойкие всходы. Как правило, перед севом проводили проверку семян на всхожесть. Широко был распространен способ проращивания зерен в навозе или земле в ящиках, лаптях, горшках, узелках; известна была также предварительная проба семян в воде: если зерна всплывали наверх, их браковали как недоброкачественные.

Основными возделываемыми культурами во второй половине XIX в. являлись рожь/ӟег, овёс/сезьы, ячмень/йыды, пшеница/чабей, гречиха/сьӧд чабей, горох/кӧжы, полба/вазь, просо/тари, чечевица/яснык; из технических – конопля/пыш и лен/ етӥн. Культивировали преимущественно семена местных сортов. По данным археологов, большинство перечисленных культур были традиционны для местного края. На городищах чепецких удмуртов в большом количестве найдены зерна полбы, яровой ржи, овса, реже встречаются пшеница, ячмень, семена репы/сяртчы, иногда – горох, пшеница карликовая, ячмень бутылковидный. Озимую рожь средневековые удмурты еще не знали, но в период капитализма она занимала уже наибольшие площади. Среди яровых преобладали посевы овса и ячменя. Незначительное место занимала пшеница, особенно на севере края. Большое значение удмурты придавали культуре конопли. Земские статистики отмечали, что на уход за нею удмурты не жалеют ни времени, ни сил. Конопля, пшеница, ячмень считались наиболее прихотливыми растениями, их сеяли по доброй, «унавоженной» земле. Рожь тоже требовала удобренных почв, но сеяли ее после удобрения вторым или третьим урожаем, лен и репу высевали на новинах, под гречу отводили истощенные полосы.

Сев производился вручную, вразброс. При ручном севе существенную роль играли индивидуальные качества сеятеля, его опыт и знание дела. Семена разбрасывали из лубяной севалки/кур куды, кизён куды. Частоту сева сеятель сообразовывал как размером горсти, так и шириной шага.

Из орудий обработки земли удмурты использовали различные типы пахотных орудий, бытовавших в Прикамье и Приуралье: несколько видов сох, тяжелые и легкие сабаны, косули и т. д.

Имеющиеся археологические материалы пока не позволяют реконструировать ранние пахотные орудия Прикамья, но, по мнению специалистов, они могут быть отнесены к упряжным пахотным орудиям типа рала. Функционально к ралу были близки и, вероятно, генетически с ним связаны однозубые сохи-черкуши, архаические формы которых можно представить тоже лишь ретроспективно. Для пахотного орудия могли использовать сухое дерево с ветками. Позднее на старопахотных землях удмурты чаще применяли двуральную соху с перекладной полицей/суко, пу геры, известную в источниках второй половины XIX в. как «вотская».

Устройство удмуртской двуральной сохи отличалось от сох, используемых русским населением края, незначительными деталями (у нее были маленькие, узкие, легкие ральники, длинные оглобли и т.д.), она была легче, чем русская, и ею мог пахать даже подросток 10-12 лет. К недостаткам удмуртской сохи крестьяне относили ее небольшие возможности при глубокой вспашке и непригодность на почвах со значительной мощностью.

Во второй половине XIX – начале XX вв. в удмуртских хозяйствах использовались усовершенствованные сохи – кунгурки, курашимки, чегандинки, имевшие пяту (зачаточный полоз), и потому более устойчивые. В работе их преимущество проявлялось в том, что они пахали глубже и брали пласт шире, истребляли сорные травы, разрыхляли землю, были более производительны; к недостаткам относились быстрое изнашивание, дороговизна и большая тяжесть.

Еще в середине XVIII в. П. И. Рычков писал, что удмурты пашут землю косулями. В первой половине XIX в. небольшое распространение в удмуртских уездах имела, по-видимому, и косуля однолемешная (орудие, близкое по способу действия к плугу), использовавшаяся главным образом для обработки почв, освобожденных из-под леса.

Определенное распространение среди земледельцев края имел татарский сабан, или его облегченный вид полусабан. Сабан был необходим для поднятия нови, залежей; даже русские, оказавшись в лесистых районах края, нередко прибегали к его помощи, употребляя традиционные сохи лишь при вспашке мягких земель. Во второй половине XIX – начале XX вв. увеличение площадей распаханных почв, позволявших обрабатывать их легкими пахотными орудиями, с одной стороны, и недостаток тягловой силы, которая требовалась при пользовании сабаном, с другой, обусловили его меньшее применение в сравнении с орудиями типа сохи.

При подсеке и перелоге широко употребляли «чертеж» (резак, резец, отрез) – обыкновенную соху, имевшую вместо рассохи лапу – крепкий, почти прямой брусок без раздвоенного конца.

Основным орудием для разрыхления вспаханных земель и заделки семян служила борона/усы – вязаная, долбленая, суковатка. Бороны с железными зубьями в основном имелись в хозяйствах русских крестьян.

С развитием капитализма в зажиточных удмуртских хозяйствах стали появляться железные плуги, веялки, сеялки и другие усовершенствованные орудия. Эти нововведения слабо затронули основную массу крестьянских хозяйств, в них традиционные орудия сохраняли господствующее положение.

Довольно простыми оставались орудия уборки урожая: жали серпами/сюрло, в случае плохого урожая косили косами-литовками, сгребали граблями/мажес, молотили цепами/кутэс, веяли с помощью деревянных лопат. В годы сильных недородов урожай убирали старинным способом – дергали руками.

Уборку ржи русские начинали на 3-4 дня раньше удмуртов, так как жали «впрозелень», а удмурты ждали полного созревания зерна. Сжатый хлеб связывался в снопы/культо, при этом удмурты вязали снопы меньшего размера, чем русские, что объяснялось стремлением удмуртов достичь большей просушки зерна прямо в поле, так как у них обычно практиковалась молотьба хлеба сыромолотом, без просушки в овинах. В народе «ведренная» рожь ценилась дороже, чем высушенная в овинах.

Для полевой просушки снопы ставили в груды (10 снопов), бабки (10-14), суслоны (14-18). В сырую погоду для предохранения хлеба от прорастания снопы укладывали на ветвистые колья, вбитые в землю/ючис, юсись.

В сухую погоду снопы иногда сразу укладывали в большие копны/чумолё (от 50 до 150 снопов). Верх копны сводили в конус и покрывали тремя снопами. В копнах хлеба стояли около 4-6 недель, затем их свозили на гумно/итым, иншыр, где часть хлеба сразу молотили, а другую складывали в скирды, кабаны. Скирды и кабаны обычно имели круглую форму, несколько расширяющуюся к середине, а с высоты примерно 2,5 метра сходящуюся к конусу. Подобная форма укладки снопов была широко распространена у всех народов Поволжья и, возможно, была заимствована и переселившимися сюда русскими. В литературе отмечается, что в искусстве складки кабанов удмурты превосходили русских и складывали их настолько плотно, что снопы даже не нуждались в покрытии соломой, хлеб сохранялся в них в течение 5-10 лет.

Для молотьбы хлеба на гумне устраивали ток/кутсаськон инты – специально утрамбованную, тщательно вычищенную площадку (в сухую погоду открытый ток обычно устраивали прямо в поле, у остожьев, где обмолачивали часть хлеба). Молотьбу продолжали всю зиму, стараясь закончить до весеннего тепла. Для обмолота хлебов удмурты собирались артелями в 8-10 человек; рабочих для этого никогда не нанимали, обходясь взаимной помощью.

Как отмечалось выше, удмурты предпочитали молотить свои хлеба сыромолотом и лишь часть – после просушки в овинах/обинь. Зажиточные   хозяева    имели   отдельные   овины,   большинство    же домохозяев объединялось в артели и пользовалось овином на 2-3 хозяйства.

В Удмуртии были распространены ямные овины; верховые овины и риги (однокамерные сушильни, где и печь и колосники находились в одном помещении) имелись в основном у русского населения. В Елабужском и Малмыжском уездах удмуртское население, жившее по соседству с марийцами и татарами, пользовалось наиболее примитивной формой снопосушилен (овин-шиш) с печами и без нее. Их дешевизна и простота обусловила широкое применение у многих народов Поволжья (татар, чувашей, марийцев, мордвы и др.).

Наиболее древним и распространенным до конца XIX – начала XX вв. на всей территории Поволжья и Приуралья был обмолот хлебов цепами/кутэс. На току раскладывали 20-30 снопов и поочередно ударяли по ним, непрерывно передвигаясь по краю тока. Через некоторое время снопы ворошили, и процесс повторялся до тех пор, пока не выбивали все зерна. После обмолота солому собирали граблями, а зерно вместе с мякиной теми же граблями, но зубьями вверх, сгребали в кучу и затем провеивали. Солому складывали в ометы, имевшие форму скирды. Она шла на покрытие крыш, корм скоту и другие хозяйственные нужды.

У южных удмуртов практиковался способ молотьбы при помощи лошадей: снопы расстилали на току, по ним гоняли лошадей (обычно по кругу), которые копытами выбивали зерно из колосьев. Данный способ финно-угорские народы (южные удмурты, часть мордвы и марийцев), вероятно, заимствовали у своих тюркоязычных соседей, у которых он был распространен значительно шире.

Обмолоченный хлеб веяли на ветру, подбрасывая широкой деревянной лопатой. Дальнейшую очистку зерна нередко производили при помощи решета. С середины XIX в. наиболее зажиточная часть крестьянства для очистки зерна стала использовать веялки, в имущих хозяйствах встречались и другие сельскохозяйственные машины: жнейки, молотилки, сортировки.

Для размола зерна применялись ветряные и водяные мельницы/вуко. Во второй половине XIX в. в о многих деревнях еще встречались мельницы-мутовки (или колотовки) с небольшой производительностью труда.

Трудоемкость полевых работ заставляла крестьянина и всех членов его семьи напряженно трудиться из года в год, с раннего утра до позднего вечера. Но тяжелый и упорный труд вознаграждался не всегда. Урожаи были, как правило, низкими и прогрессивно уменьшались, что являлось отражением не только уровня агротехники и агрокультуры, но и социально-экономических условий эволюции полевого хозяйства.

Большим бедствием для крестьян являлись систематические неурожаи. Недороды были даже в результате небольших засух, заморозков, холодного лета.

Несмотря на это, Вятская губерния в целом и четыре удмуртских уезда, в частности, еще с рубежа XVII–XVIII вв. считались житницей России. Отсюда вывозили большое количество хлеба и других видов сельскохозяйственной продукции на север, в районы Поморья, в Сибирь, через Архангельск – за границу, но при этом происходила в основном принудительная товаризация продуктов земледелия, а не предпринимательская продажа действительных излишков. В начале XX в. 67-70% крестьян, продававших хлеб осенью, весной вынуждены были его покупать.

Земледельческий труд и годовой сельскохозяйственный календарь определяли весь образ жизни удмуртской общины и крестьянской семьи, обусловливали систему воспитания подрастающего поколения, стержнем которой были привитие трудолюбия. В мировоззрении удмуртов трудолюбие считалось главнейшим нравственным мерилом личности. «Уж зарнилэсь но дуно» (Труд дороже золота), – гласит народная мудрость. Одним из первых актов, связанных с рождением   человека, был акт «педагогический»: ребенку высказывали пожелание: «Буд бадӟым, эн лу азьтэм» (Расти большой, не будь лодырем). Брал подросток в руки  серп, о нем говорили  «Адями ини» (букв. – Уже человек), т. е. уже способен к труду, а когда он вставал за соху, заключали: «Музъемез ке сьӧдманы быгатэ, дуннеын но улыны быгатоз» (Землю чернить/пахать может, значит и на свете жить сумеет).

В свое время знаменитый путешественник Н. П. Рычков заметил, что если трудолюбие в земледелии может быть сочтено за честь, то удмурты поистине могут быть достойными этой чести, ибо в Российском государстве нет ни одного народа, могущего с ними в трудолюбии сравниться.